Акмеизм и творчество Анны Ахматовой

Своеобразие поэзии Анны Ахматовой заключается в том, что она особенно остро ощущала боль своей эпохи, воспринимала ее как свою собственную, а трагедия России отразилась в трагедий личной судьбы поэтессы и в ее творчестве. Ахматова стала голосом времени и голосом совести своего времени. Она не
Участвовала в преступлениях и подлостях власти, не клеймила ее в своих стихах, а просто и скорбно разделила судьбу страны и отразила в творчестве российскую катастрофу.

Ахматова остро ощущала себя детищем двух эпох - той, что ушла навсегда, и той, что царствует. Ей пришлось хоронить не только близких, но и «погребать» свое время, свой «серебряный век», оставив ему «нерукотворный» памятник стихов и поэм.

Когда погребают эпоху, Надгробный псалом не звучит, Крапиве, чертополоху Украсить ее предстоит...-
Напишет поэтесса в августе 1940 года, подводя черту под ушедшей эпохой. Наступал новый, «железный» (по определению А. Блока) век. И в этом веке не нашлось достойного места для творчества поэтессы, Ахматова душой осталось в том, прошлом, таком близком и одновременно таком далеком времени.

Но все же на всем протяжении жизни Ахматова сохраняла акмеистические принципы творчества: бытийность, христианское просвещение, бережное отношение к слову, созидательное начало, связь и полноту времен. Она первая и единственная в мировой женской поэзии стала великим национальным и общечеловеческим поэтом, предельно глубоко и психологически верно воплотив в своем художественном мире внутренний мир лирической героини и создав при этом идеал женщины - любимой и любящей. Именно Ахматовой удалось первой в русской поэзии дать любви «право женского голоса» (до нее писать о любви считалось чуть ли не монопольным правом поэтов-мужчин). «Я научила женщин говорить»,- очень точно заметила она в стихотворении «Могла ли Биче...» Она мечтала в своей поэзии об идеале, герое-мужчине...

Личное у Ахматовой всегда сливалось с общенациональным и вечным. Принятие на себя национальной и мировой скорби в эпоху исторических катастроф раскрыло в лирической героине Ахматовой ее «всемирную отзывчивость»: она видела свой «крестный путь» в череде мировых трагедий; видела себя продолжательницей трагических женских судеб:

Мне с Морозовой класть поклоны,
С падчерицей Ирода плясать,
С дымом улетать с костра Дидоны,
Чтобы с Жанной на костер опять...

(«Последняя роза»).

Крестный путь слияния с участью России, когда в череде памятных дат «нет ни одной не проклятой», позволял Ахматовой ощутить свою преемственность с великими русскими поэтами, чьи «лиры звенят на ветвях царскосельских ив»: «Здесь столько лйр повешено на ветки... но и моей как будто место есть» («Царскосельские строки»), Ахматова гуманизировала свою эпоху, возрождала связь времен, традиции и единую правду бытия: культурную, национальную, христианскую, общечеловеческую... Она сохранила память о своей эпохе и с полным правом писала, обращаясь к своим современникам:

(«Многим»)

В 1910-е годы в русской поэзии наступает кризис - кризис символизма как художественного течения. В среде поэтов, стремившихся вернуть поэзию к реальной жизни из мистических туманов символизма, возникает кружок «Цех поэтов» (1911 г.), во главе которого становятся Н. Гумилев и С. Городецкий. Членами «Цеха» были в основном начинающие поэты: А. Ахматова, Г. Иванов, О. Мандельштам, В. Нарбут и др. В 1912 г. на одном из собраний «Цеха» был решен вопрос об акмеизме как о новой поэтической школе. Название этого течения (от греческого слова «акмэ» - высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора, вершина чего-либо) подчеркивало устремленность его приверженцев к новым вершинам искусства.

Акмеизм объединил поэтов, разных по своему творчеству и литературным судьбам. Но общее, что объединяло их,- поиски выхода из кризиса символизма. Стремясь освободить поэзию от иррационального, мистического, акмеисты принимали весь мир - видимый, звучащий, слышимый; они культивировали в поэзии адамизм - мужественный, твердый и ясный взгляд на жизнь. «Прочь от символизма, да здравствует живая роза!» - восклицал О. Мандельштам.

Акмеисты возвращались в своей поэзии к традициям мировой культуры. «Поэты говорят на языке всех времен, всех культур»,- подчеркивал Мандельштам. Поэтому для акмеистов является характерным обращение к мировой мифологии (античной, библейской, восточной, славянской), к преданиям, легендам - античные Греция и Рим в стихах Мандельштама, библейские мотивы ахматовских стихов, всемир-ность гумилевской «Музы дальних странствий». Акмеисты принимали реальность земного бытия во всей полноте и целостности, не противопоставляли себя миру и не пытались его переделать. Они вовлекали в свое творчество самые приземленные, бытовые реалии: сор, лопухи, пыльную дорогу, колодец, песок, время и вечность, соединяя «высокое» с «земным», прозревая в темном высокое - и наоборот.

Акмеисты разрабатывали «поэтику вещей» - «поэзию детали»: «свежо и остро пахли морем на блюде устрицы во льду» (Ахматова); «в комнате белой, как прялка, стоит тишина» (Мандельштам). «Любить существование вещи больше самой вещи и свое бытие больше самих себя - вот высшая заповедь акмеизма»,- провозглашал Мандельштам.

Все эти черты акмеизма нашли свое воплощение в творчестве Анны Ахматовой . Но, будучи акмеисткой в своем раннем творчестве, Ахматова значительно выходила за границы одного литературного течения. Ее поэзия не укладывается в узкие рамки одного понятия, она гораздо шире и глубже по своему содержанию и значительнее по тематике.

Что же «революционного» было в появлении Анны Ахматовой ? До нее история знала многих жен-щин-поэтесс, но только ей удалось стать женским голосом своего времени, женщиной-поэтом вечного, общечеловеческого значения. Ахматова впервые в русской и мировой литературе представила в своем творчестве всеобъемлющую лирическую героиню - женщину.

Ее лирическая героиня - вечная всемирная женщина, не бытовая, сиюминутная, но бытийная, вечная. Она предстает в стихах Ахматовой во всех отражениях и ипостасях. Это и юная девушка в ожидании любви (сборники «Вечер», «Молюсь оконному лучу», «Два стихотворения» и т. п.), это и зрелая женщина, соблазненная и соблазняемая, поглощенная сложной любовью («Прогулка»,"«Смятение» и т. д.), это и неверная жена, утверждающая правоту своей «преступной» любви и готовая, на любые муки и расплату за мгновения

Страсти («Сероглазый король», «Муж хлестал меня узорчатым..,», «Я плакала и каялась...»). Однако - и в этом своеобразие Ахматовой-поэта - ее лирическая героиня не совпадает с личностью автора, а является своеобразной маской, представляющей ту или иную грань женской судьбы, женской души. Естественно, Ахматова не переживала тех ситуации, которые представлены в ее поэзии, она воплотила их силой поэтического воображения. Она не была бродячей циркачкой («Меня покинул в новолунье») или крестьянкой («Песенка»), отравительницей («Сжала руки под темной вуалью») или «бражницей, блудницей» («Я с тобой не стану пкть вино»). Просто Ахматова, благодаря своему особому дару, сумела в стихах показать все воплощения русской (и мировой) женщины.

Позднее лирическая героиня Ахматовой предстает в необычном для женской поэзии ракурсе поэта и гражданина. Если основой женской поэзии всегда считалась любовь, то Ахматова показала трагический путь женщины-поэта. Этот трагизм был заявлен ею в стихотворении «Музе» (1911 г.), в котором говорится о несовместимости женского счастья и судьбы творца. Эта тема не только одного стихотворения - она является одной из главных во всем творчестве Ахматовой. В художественном мире поэтессы невозможно благополучное в житейском смысле разрешение конфликта любви и творчества. Творчество требует от поэта полной самоотдачи, потому «Муза-сестра» отбирает у лирической героини знак земных радостей - «золотое кольцо», символ замужества и обычного женского счастья. Но женщина-поэт не может и не хочет отказаться от своей любви и счастья, в этом заключается трагичность ее положения: «Должен на этой земле испытать каждый любовную муку».

Акмеизм (от греч. akme – высшая степень чего-либо, расцвет, зрелость, вершина, остриё) – одно из модернистских течений в русской поэзии 1910-х годов, сформировавшееся как реакция на крайности символизма. Акмеисты объединились в группу "Цех поэтов", в 1912-1913 гг. издавали журнал "Гиперборей" . Главные идеи акмеизма были изложены в программных статьях Н. Гумилева «Наследие символизма и акмеизм» и С. Городецкого «Некоторые течения в современной русской поэзии», опубликованных в 1913 году в №1 журнала «Аполлон» (литературном органе группы в период ее расцвета), издававшемся под редакцией С. Маковского .

Детально разработанной философско-эстетической концепции акмеизм не выдвинул. Поэты разделяли взгляды символистов на природу искусства, абсолютизируя роль художника. Но они призывали очистить поэзию от использования туманных намеков и символов, провозгласив возврат к материальному миру и принятие его таким, каков он есть.

Для акмеистов оказалась неприемлемой импрессионистская тенденция к восприятию реальности как знака непознаваемого, как искаженного подобия высших сущностей. Акмеистами ценились такие элементы художественной формы, как стилистическое равновесие, живописная четкость образов, точно вымеренная композиция, отточенность деталей. В их стихах эстетизировались хрупкие грани вещей, утверждалась атмосфера любования бытовыми, привычными мелочами.

Основные принципы акмеизма:

• освобождение поэзии от символистских призывов к идеальному, возвращение ей ясности;
• отказ от мистической туманности, принятие земного мира в его многообразии, зримой конкретности, звучности, красочности;
• стремление придать слову определённое, точное значение;
• предметность и чёткость образов, отточенность деталей;
• обращение к человеку, к "подлинности" его чувств;
• поэтизация мира первозданных эмоций, первобытно-биологического природного начала;
• перекличка с минувшими литературными эпохами, широчайшие эстетические ассоциации, "тоска по мировой культуре"

Акмеисты выработали тонкие способы передачи внутреннего мира лирического героя. Часто состояние чувств не раскрывалось непосредственно, оно передавалось психологически значимым жестом, перечислением вещей. Подобная манера овеществления переживаний была характерна, в частности, для многих стихотворений А. А. Ахматовой.

О. Э. Мандельштам отмечал, что акмеизм не только литературное, но и общественное явление в русской истории. С ним вместе в русской поэзии возродилась нравственная сила. Изображая мир с его радостями, пороками, несправедливостью, акмеисты демонстративно отказывались от решения социальных проблем и утверждали принцип «искусство для искусства».

После 1917 г. Н. С. Гумилев возрождает «Цех поэтов», но как организованное направление акмеизм прекратил свое существование в 1923 г., хотя была еще одна попытка восстановления этого литературного течения в 1931 г.

По-разному сложились судьбы поэтов-акмеистов. Лидер акмеистов Н. С. Гумилев был расстрелян. О. Э. Мандельштам скончался в одном из сталинских лагерей от крайнего истощения. На долю А. А. Ахматовой выпали жестокие тяготы: ее первый муж был расстрелян, дважды был арестован и осужден на каторжные работы в лагере ее сын. Но Ахматова нашла мужество создать великое поэтическое свидетельство трагической эпохи – «Реквием».

Лишь С. М. Городецкий прожил достаточно благополучную жизнь: отказавшись от принципов акмеизма, он научился творить «по новым правилам», подчиняясь идеологическим запросам власти. В 1930-е гг. создал ряд оперных либретто («Прорыв», «Александр Невский», «Думы про Опанаса» и др.). В военные годы занимался переводами узбекских и таджикских поэтов. В последние годы жизни Городецкий преподавал в Литературном институте им. М. Горького. Он скончался в июне 1967 г.

Акмеизм (от греч. akme — высшая степень чего-либо, расцвет, зрелость, вершина, остриё) — одно из модернистских течений в русской поэзии 1910-х годов, сформировавшееся как реакция на крайности .

Преодолевая пристрастие символистов к «сверхреальному», многозначности и текучести образов, усложненной метафоричности, акмеисты стремились к чувственной пластически-вещной ясности образа и точности, чеканности поэтического слова. Их «земная» поэзия склонна к камерности, эстетизму и поэтизации чувств первозданного человека. Для акмеизма была характерна крайняя аполитичность, полное равнодушие к злободневным проблемам современности.

Акмеисты, пришедшие на смену символистам, не имели детально разработанной философско-эстетической программы. Но если в поэзии символизма определяющим фактором являлась мимолетность, сиюминутность бытия, некая тайна, покрытая ореолом мистики, то в качестве краеугольного камня в поэзии акмеизма был положен реалистический взгляд на вещи. Туманная зыбкость и нечеткость символов заменялась точными словесными образами. Слово, по мнению акмеистов должно было приобрести свой изначальный смысл.

Высшей точкой в иерархии ценностей для них была культура, тождественная общечеловеческой памяти. Поэтому столь часты у акмеистов обращения к мифологическим сюжетам и образам. Если символисты в своем творчестве ориентировались на музыку, то акмеисты — на пространственные искусства: архитектуру, скульптуру, живопись. Тяготение к трехмерному миру выразилось в увлечении акмеистов предметностью: красочная, порой экзотическая деталь могла использоваться с чисто живописной целью. То есть «преодоление» символизма происходило не столько в сфере общих идей, сколько в области поэтической стилистики. В этом смысле акмеизм был столь же концептуален, как и символизм, и в этом отношении они, несомненно, находятся в преемственной связи.

Отличительной чертой акмеистского круга поэтов являлась их «организационная сплоченность». По существу, акмеисты были не столько организованным течением с общей теоретической платформой, сколько группой талантливых и очень разных поэтов, которых объединяла личная дружба. У символистов ничего подобного не было: попытки Брюсова воссоединить собратьев оказались тщетными. То же наблюдалось у футуристов — несмотря на обилие коллективных манифестов, которые они выпустили. Акмеисты , или — как их еще называли — «гиперборейцы» (по названию печатного рупора акмеизма, журнала и издательства «Гиперборей»), сразу выступили единой группой. Своему союзу они дали знаменательное наименование «Цех поэтов». А начало новому течению (что в дальнейшем стало едва ли не «обязательным условием» возникновения в России новых поэтических групп) положил скандал.

Осенью 1911 года в поэтическом салоне Вячеслава Иванова, знаменитой «Башне», где собиралось поэтическое общество и проходило чтение и обсуждение стихов, вспыхнул «бунт». Несколько талантливых молодых поэтов демонстративно ушли с очередного заседания «Академии стиха», возмущенные уничижительной критикой в свой адрес «мэтров» символизма. Надежда Мандельштам так описывает этот случай: «„Блудный сын“ Гумилева был прочитан в „Академии стиха“, где княжил Вячеслав Иванов, окруженный почтительными учениками. Он подверг „Блудного сына“ настоящему разгрому. Выступление было настолько грубое и резкое, что друзья Гумилева покинули „Академию“ и организовали „Цех Поэтов“ — в противовес ей».

А через год, осенью 1912 года шестеро основных членов «Цеха» решили не только формально, но и идейно отделиться от символистов. Они организовали новое содружество, назвав себя «акмеистами», т. е. вершиной. При этом «Цех поэтов» как организационная структура сохранился — акмеисты остались в нем на правах внутреннего поэтического объединения.

Главные идеи акмеизма были изложены в программных статьях Н. Гумилева «Наследие символизма и акмеизм» и С. Городецкого «Некоторые течения в современной русской поэзии», опубликованных в журнале «Аполлон» (1913, № 1), издававшемся под редакцией С. Маковского. В первой из них говорилось: «На смену символизму идет новое направление, как бы оно ни называлось, акмеизм ли (от слова akme — высшая степень чего-либо, цветущая пора) или адамизм (мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь), во всяком случае, требующее большего равновесия сил и более точного знания отношений между субъектом и объектом, чем то было в символизме. Однако, чтобы это течение утвердило себя во всей полноте и явилось достойным преемником предшествующего, надо чтобы оно приняло его наследство и ответило на все поставленные им вопросы. Слава предков обязывает, а символизм был достойным отцом».

С. Городецкий считал, что «символизм… заполнив мир „соответствиями“, обратил его в фантом, важный лишь постольку, поскольку он… просвечивает иными мирами, и умалил его высокую самоценность. У акмеистов роза опять стала хороша сама по себе, своими лепестками, запахом и цветом, а не своими мыслимыми подобиями с мистической любовью или чем-нибудь еще».

В 1913 г. была написана и статья Мандельштама «Утро акмеизма», увидевшая свет лишь шесть лет спустя. Отсрочка в публикации не была случайной: акмеистические воззрения Мандельштама существенно расходились с декларациями Гумилева и Городецкого и не попали на страницы «Аполлона».

Однако, как отмечает Т. Скрябина, «впервые идея нового направления была высказана на страницах „Аполлона“ значительно раньше: в 1910 г. М. Кузмин выступил в журнале со статьей „О прекрасной ясности“, предвосхитившей появление деклараций акмеизма. К моменту написания статьи Кузмин был уже зрелым человеком, имел за плечами опыт сотрудничества в символистской периодике. Потусторонним и туманным откровениям символистов, „непонятному и темному в искусстве“ Кузмин противопоставил „прекрасную ясность“, „кларизм“ (от греч. clarus — ясность). Художник, по Кузмину, должен нести в мир ясность, не замутнять, а прояснять смысл вещей, искать гармонии с окружающим. Философско-религиозные искания символистов не увлекали Кузмина: дело художника — сосредоточиться на эстетической стороне творчества, художественном мастерстве. „Темный в последней глубине символ“ уступает место ясным структурам и любованию „прелестными мелочами“». Идеи Кузмина не могли не повлиять на акмеистов: «прекрасная ясность» оказалась востребованной большинством участников «Цеха поэтов».

Другим «предвестником» акмеизма можно считать Ин. Анненского, который, формально являясь символистом, фактически лишь в ранний период своего творчества отдал ему дань. В дальнейшем Анненский пошел по другому пути: идеи позднего символизма практически не отразились на его поэзии. Зато простота и ясность его стихов была хорошо усвоена акмеистами.

Спустя три года после публикации статьи Кузмина в «Аполлоне» появились манифесты Гумилева и Городецкого — с этого момента принято вести отсчет существованию акмеизма как оформившегося литературного течения.

Акмеизм насчитывает шестерых наиболее активных участников течения: Н. Гумилев, А. Ахматова, О. Мандельштам, С. Городецкий, М. Зенкевич, В. Нарбут. На роль «седьмого акмеиста» претендовал Г. Иванов, но подобная точка зрения была опротестована А. Ахматовой, которая заявляла, что «акмеистов было шесть, и седьмого никогда не было». С ней был солидарен О. Мандельштам, считавший, впрочем, что и шесть — перебор: «Акмеистов только шесть, а среди них оказался один лишний…» Мандельштам объяснил, что Городецкого «привлек» Гумилев, не решаясь выступать против могущественных тогда символистов с одними «желторотыми». «Городецкий же был [к тому времени] известным поэтом…». В разное время в работе «Цеха поэтов» принимали участие: Г. Адамович, Н. Бруни, Нас. Гиппиус, Вл. Гиппиус, Г. Иванов, Н. Клюев, М. Кузмин, Е. Кузьмина-Караваева, М. Лозинский, В. Хлебников и др. На заседаниях «Цеха», в отличие от собраний символистов, решались конкретные вопросы: «Цех» являлся школой овладения поэтическим мастерством, профессиональным объединением.

Акмеизм как литературное направление объединил исключительно одаренных поэтов — Гумилева, Ахматову, Мандельштама, становление творческих индивидуальностей которых проходило в атмосфере «Цеха поэтов». История акмеизма может быть рассмотрена как своеобразный диалог между этими тремя выдающимися его представителями. Вместе с тем от «чистого» акмеизма вышеназванных поэтов существенно отличался адамизм Городецкого, Зенкевича и Нарбута, которые составили натуралистическое крыло течения. Отличие адамистов от триады Гумилев — Ахматова — Мандельштам неоднократно отмечалось в критике.

Как литературное направление акмеизм просуществовал недолго — около двух лет. В феврале 1914 г. произошел его раскол. «Цех поэтов» был закрыт. Акмеисты успели издать десять номеров своего журнала «Гиперборей» (редактор М. Лозинский), а также несколько альманахов.

«Символизм угасал» — в этом Гумилев не ошибся, но сформировать течение столь же мощное, как русский символизм, ему не удалось. Акмеизм не сумел закрепиться в роли ведущего поэтического направления. Причиной столь быстрого его угасания называют, в том числе, «идеологическую неприспособленность направления к условиям круто изменившейся действительности». В. Брюсов отмечал, что «для акмеистов характерен разрыв практики и теории», причем «практика их была чисто символистской». Именно в этом он видел кризис акмеизма. Впрочем, высказывания Брюсова об акмеизме всегда были резкими; сперва он заявил, что «…акмеизм — выдумка, прихоть, столичная причуда» и предвещал: «…всего вероятнее, через год или два не останется никакого акмеизма. Исчезнет самое имя его», а в 1922 г. в одной из своих статей он вообще отказывает ему в праве именоваться направлением, школой, полагая, что ничего серьезного и самобытного в акмеизме нет и что он находится «вне основного русла литературы».

Однако попытки возобновить деятельность объединения впоследствии предпринимались не раз. Второй «Цех поэтов, основанный летом 1916 г., возглавил Г. Иванов вместе с Г. Адамовичем. Но и он просуществовал недолго. В 1920 г. появился третий «Цех поэтов», который был последней попыткой Гумилева организационно сохранить акмеистическую линию. Под его крылом объединились поэты, причисляющие себя к школе акмеизма: С. Нельдихен, Н. Оцуп, Н. Чуковский, И. Одоевцева, Н. Берберова, Вс. Рождественский, Н. Олейников, Л. Липавский, К. Ватинов, В. Познер и другие. Третий «Цех поэтов» просуществовал в Петрограде около трех лет (параллельно со студией «Звучащая раковина») — вплоть до трагической гибели Н. Гумилева.

Творческие судьбы поэтов, так или иначе связанных с акмеизмом, сложились по-разному: Н. Клюев впоследствии заявил о своей непричастности к деятельности содружества; Г. Иванов и Г. Адамович продолжили и развили многие принципы акмеизма в эмиграции; на В. Хлебникова акмеизм не оказал сколько-нибудь заметного влияния. В советское время поэтической манере акмеистов (преимущественно Н. Гумилева) подражали Н. Тихонов, Э. Багрицкий, И. Сельвинский, М. Светлов.

В сравнении с другими поэтическими направлениями русского Серебряного века акмеизм по многим признакам видится явлением маргинальным. В других европейских литературах аналогов ему нет (чего нельзя сказать, к примеру, о символизме и футуризме); тем удивительнее кажутся слова Блока, литературного оппонента Гумилева, заявившего, что акмеизм явился всего лишь «привозной заграничной штучкой». Ведь именно акмеизм оказался чрезвычайно плодотворным для русской литературы. Ахматовой и Мандельштаму удалось оставить после себя «вечные слова». Гумилев предстает в своих стихах одной из ярчайших личностей жестокого времени революций и мировых войн. И сегодня, почти столетие спустя, интерес к акмеизму сохранился в основном потому, что с ним связано творчество этих выдающихся поэтов, оказавших значительное влияние на судьбу русской поэзии XX века.

Основные принципы акмеизма:

— освобождение поэзии от символистских призывов к идеальному, возвращение ей ясности;

— отказ от мистической туманности, принятие земного мира в его многообразии, зримой конкретности, звучности, красочности;

— стремление придать слову определенное, точное значение;

— предметность и четкость образов, отточенность деталей;

— обращение к человеку, к «подлинности» его чувств;

— поэтизация мира первозданных эмоций, первобытно-биологического природного начала;

— перекличка с минувшими литературными эпохами, широчайшие эстетические ассоциации, «тоска по мировой культуре».

Поэты-акмеисты

А. Г. З. И. К. Л. М. Н. Ш.

мая 07 2010

Кризис символизма вызвал появление двух новых поэтических ветвей модернистского искусства - акмеизма и футуризма. В отличие от В. Брюсова, мэтра символистской школы, утверждавшего во время поэтических дискуссий, что должна быть автономна, молодые «реформаторы», создатели новых течений, заявляли: искусство слова нуждается в сверхзадаче. Сразу же наметилось различие: акмеисты рассматривали современность в свете прежнего культурного и исторического опыта, помещая настоящее в прошлом, а футуристы стремительно, иногда вопреки логике, перемещали настоящее в будущее. Возникновение акмеизма тесно связано с именем Н. . Первоначально он, как и ряд других талантливых молодых поэтов, причислял себя к «третьему поколению» символистов, которые группировались вокруг журнала «Аполлон». Однако его творческие поиски постепенно входили в противоречие с принципами символической школы. Тяготея к классической ясности стиха, к простоте выражения мысли, изображению реального мира вещей, постепенно из поэта, не принимающего «туманности» символизма, превращается в его отрицателя и создателя теории нового поэтического течения.

За Гумилевым последовали другие молодые таланты, некогда увлекавшиеся идеями символизма: О. , А. , С. Городецкий. Вместе с ними в 1911 году он создал литературное объединение «Цех поэтов», которое, по сути, стало центром акмеизма. Вскоре «Цех поэтов» пополнился такими самобытными литераторами, как М. Кузмин, М. Зенкевич, В. Нарбут. Манифестом нового течения стала статья Гумилева «Наследие символизма и акмеизм», которая начиналась с утверждения: «… символизм закончил свой круг развития и теперь падает… На смену символизму идет новое направление, как бы оно ни называлось, акмеизм ли… или адамизм…»

Это направление, уточнял , требует «большого равновесия сил и более точного знания отношений между субъектом и объектом, чем то было в символизме». Тем самым Гумилев подчеркивал, что акмеисты будут стремиться к реалистическому изображению мировых явлений, к достоверности в передаче элементов живого (вещного, плотского), к точности (внешней и психологической), твердости рисунка, отрицанию иносказаний и мистики. Название нового течения - акмеизм - теоретик выводил из греческого слова «акте», обозначавшего вершину чего-либо, совершенство, цвет, цветущую пору. Выбор названия соответствовал целям нового искусства, эстетической программе, созданной Гумилевым. Один из постулатов акмеизма был связан с утверждением культа первично-биологического начала в человеке, противопоставленного социальности современного мира. Отсюда иной вариант названия течения - адамизм (от имени библейского Адама). Этот вариант пропагандировал С. Городецкий (статья «Некоторые течении и современной русской поэзии»). Огромное значение акмеисты придавали форме стиха. Образцом поэтической формы Гумилев считал лирику французского романтика Теофиля Готье. В статье «Письма о русской поэзии» он призывает подражать французскому поэту и приводит в связи с этим строки из его стихотворения:

• Но форма, я сказал, как праздник пред глазами:
• Фалернским ли вином налит или водой -
• Не все ль равно! Кувшин пленяет красотой!
• Исчезнет аромат, сосуд же вечно с нами.

Ориентируясь на шедевры западноевропейского искусства, акмеисты выделяли произведения четырех великих художников слова - Шекспира, Рабле, Вийова и Теофиля Готье. Их они считали своими предтечами. «Подбор этих имен не произволен,- писал Гумилев - Каждое из них - краеугольный камень для здания акмеизма, высокое напряжение той или иной его стихии. Шекспир показал нам внутренний мир человека. Рабле - тело и его радости, мудрую физиологичность. Вийон поведал нам о жизни, нимало не сомневающейся в самой себе, хотя знающей все - и Бога, и порок, и смерть, и бессмертие. Теофиль Готье для этой жизни нашел в искусстве достойные одежды безупречных форм. Соединить в себе эти четыре момента - вот та мечта, которая объединяет сейчас между собой людей, так смело чаевавших себя акмеистами».

Следует отметить, что манифест акмеистов встретили в штыки теоретики символизма. Так. В. Брюсов писал: «…Доверие к словам «новых Адамов» подрывается сообщаемым ими перечнем поэтов, которых они признают за своих учителей». Мэтр символизма, тенденциозно отождествляя поэзию акмеистов с примитивизмом, иронически называя их предводителями «лесных зверей», восклицал, что ни Шекспир, ни Рабле, ни Вийон, ни тем более Теофиль Готье никогда не согласились бы выступать в роли их духовных вождей. «Мы уверены,- заключал Брюсов,- или по крайней мере надеемся, что и Н. Гумилев, и С. Городецкий, и А. Ахматова останутся и в будущем хорошими поэтами и будут писать хорошие стихи. Но мы желали бы, чтобы они, все трое, скорее отказались от бесплодного притязания образовывать какую-то школу акмеизма. Их творчеству вряд ли могут быть полезны их сбивчивые теории, а для развития иных молодых поэтов проповедь акмеизма может быть и прямо вредна».

Хотя В. Брюсов и другие оппоненты акмеизма пророчили ему недолгое существование и скорый распад, тем не менее это модернистское литературное течение оказалось достаточно жизнеспособным. Созданный акмеистами журнал «Гиперборей» стал известен в России, а издаваемые поэтами-акмеистами сборники стихов и поэтические циклы пользовались огромной популярностью. Характеризуя их , критик и литературовед В. М. Жирмунский в статье «Преодолевшие символизм» писал: «С некоторой осторожностью мы могли бы говорить об идеале «гиперборейцев» как о неореализме, понимая под художественным реализмом точную, мало искаженную субъективным душевным и эстетическим опытом передачу раздельных и отчетливых впечатлений преимущественно внешней жизни, а также и жизни душевной, воспринимаемой с внешней, наиболее раздельной и отчетливой стороны». Интересен вывод, сделанный литературоведом: «В акмеизме ли будущее нашей поэзии? Несомненно, за последние годы и в самом символизме, и вне его наблюдается поворот в сторону нового реализма… Но если литературное будущее, которого мы ждем, не в поэтах «Гиперборея», в них все-таки ясно выразились потребности времени, искание новых художественных форм и интересные достижения».

Ведущий, Акмеизм утверждал на протяжении своего существования автономность искусства и элитарную, духовную независимость художника от современности.

• Я вежлив с жизнью современною,
• Но между нами есть преграда,
• Все, что смешит ее, надменную,
• Моя единая отрада.
• Победа, слава, бледные
• Слова, затерянные ныне,
• Гремят в душе, как громы медные,
• Как голос Господа и пустыне.
• Всегда ненужно и непрошенно
• В мой дом спокойствие входило;
• Я клялся быть стрелою, брошенной
• Рукой Немврода Лхилла.
• Но нет, я не герой трагический,
• Я ироничнее и суше, Я злюсь, как идол металлический
• Среди фарфоровых игрушек.
• Он помнит головы курчавые,
• Склоненные к его подножью, Жрецов молитвы величавые,
• Грозу в лесах, объятых дрожью.
• И видит, горестно-смеющийся,
• Всегда недвижные качели, Где даме с грудью выдающейся
• Пастух играет на свирели.
• Н. Гумилев. Я вежлив с жизнью современною…

Одним из яростных оппонентов акмеизма становится появившийся почти одновременно с ним футуризм, с самого начала нацеленный на современность и активное, даже агрессивное, отражение реального мира.

Нужна шпаргалка? Тогда сохрани - » Акмеизм в литературе. Н. Гумилев, О. Мандельштам, А. Ахматова, С. Городецкий . Литературные сочинения!

АКМЕИЗМ. Н.ГУМИЛЕВ, А.АХМАТОВА

ЛЕКЦИЯ 8.

Дискуссия о символизме в 1910 году сделала очевидным наметившийся кризис русского символизма, заключавшийся в том, что его представители по-разному понимали дальнейший путь искусства. Младшие символисты (А.Блок, А.Белый, Вяч.Иванов) проповедовали «жизнетворчество» и «теургию». Брюсов настаивал на автономности искусства и поэтической ясности. Реакцией на кризис символизма стало возникновение акмеизма как постсимволистского течения. Акмеистов и символистов сближала общая цель – «жажды культуры», но их разъединяло различие в выборе путей для достижения этой цели. Во главе литераторов, отрицающих в искусстве любые абстракции, символистское мировидение – стал Н.Гумилев.

Петербургская группа акмеистов («акме» – греческое, «акме» – высшая степень, цветущая сила), иногда они называли себя «адамисты», ᴛ.ᴇ. в данном случае «первыми людьми», проводя параллель с первым человеком – Адамом. Акмеисты не проявляли агрессивного неприятия всœей литературы прошлого, они отрицали только своих непосредственных предшественников – символистов. Группа акмеистов – Н.Гумилев, А.Ахматова, О.Мандельштам, Г.Иванов, М.Зенкевич, В.Нарбут, М.Кузмин – именовались «Цех поэтов». Фактическое провозглошение нового литературного направления произошло в феврале 1912 года. Название и устав «Цеха поэтов» было ориентировано на средневековые традиции ремесленных гильдий, себя они называли «синдиками» Цеха, были еще ученики. Акмеисты стали издавать свой журнал – «Гиперборей», но вышло всœего несколько номеров, в основном печатались в журнале «Аполлон», где в № 1 за 1913 год появились программная статья Н.Гумилева «Наследие символизма и акмеизм». Целью акмеистов было обращение к реальности, возврат к земным ценностям, к ясности или «кларизму» поэтического текста. Οʜᴎ стремились освободить поэзию от символистских порывов к «идеальному», излишней многозначности, усложненной образности и символизации. Вместо устремленности к беспредельному акмеисты предлагали углубиться в культурный мир образов и значений, они придерживались принципа культурных ассоциаций. О.Мандельштам назвал акмеизм «тоской по мировой культуре». «Кларизм» – термин создал М.Кузмин от испанского «claro» – ясный, возвращение слову его первоначальной ясности, он считает, что нужно оставить стилистические «туманы» символизма и вернуться к нормативной поэтике. 1912-1914 годы период всплеска акмеизма, многочисленных публичных выступлений. Но в 1914 году, в связи с уходом Гумилева на фронт, распадается «Цех поэтов», потом были сделаны попытки возродить былое содружество: в 1917 году – Цех II, в 1931 году – Цех III, но на историю русской литературы позднейшие искусственные образования не оказали существенного влияния.

Отличательная черта акмеистов – их асоциальность – отсутствие интереса к общественно-гражданской тематике – нередко демонстративное. Их темы – приключенческие сюжеты, переносящие читателя в экзотические страны, интерес к мировой мифологии – связаны с невниманием к современной жизни в России. Упоение историей культуры, культурно-исторические стилизации – отличательная черта их поэзии. Акмеизм явился заметным течением Серебряного века. В русском зарубежье традиции акмеизма ценились очень высоко. Поэты «Парижской школы» продолжали развивать установки акмеизма – Г.Адамович, Н.Оцуп, В.Набоков, Г.Иванов.

Николай Степанович Гумилев (1886-1921)

Гумилев учился в гимназии в Царском селœе, где директором был известный поэт Иннокентий Анненский, после окончания гимназии уезжает в Париж, где слушает лекции в Сорбоне, изучает живопись, пишет стихи. Из Парижа в 1907 году совершает первое путешествие в Африку, потом возвращается в Россию, поступает в Петербургский университет. В 1910 году женится на А.Горенко (Ахматовой), снова уезжает в Африку (в 1909 и 1910 гᴦ.).

Можно выделить три периода в его творчестве: первый (1905-1910) – доакмеистический, второй (1911-1916) – раннеакмеистический, (1917-1921) – позднеакмеистический. Его жизнь закончилась трагически, он был расстрелян в 35 лет, в 1921 году.

Первая книга стихов – «Путь конквистадоров» (которую позднее не считал своей первой книгой), 1908 – «Романтические цветы», 1910 – «Жемчуга», посвященную В.Б – учителю. Уже в первых сборниках обозначена тема пути, чувствуется влияние Ницше, поэт видит себя магом, сновидцем, жизнетворцем, способным претворить мечту в действительность. Сюжеты в стихотворениях разворачиваются в экзотических ситуациях – в безднах, в пещерах, подземельях, на берегу Нила и озера Чад, в Древнем Риме, Багдаде, Каире и т.д.

Я конквистадор в панцире желœезном,

Я весело преследую звезду,

Я прохожу по пропастям и безднам

И отдыхаю в радостном саду.

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,

И руки особенно тонки, колени обняв.

Послушай: далеко, далеко на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Часто встречается тема Дьявола-Люцифера («Пещера сна», «За гробом», «Умный дьявол», «Баллада»), часты метаморфозы – лирический герой превращается в ягуара. Тема страсти воплощается в сюжете – укрощения дикого зверя. Лирическая героиня не верит в волшебный мир, петербургский «туман» становиться для героини только одной возможной реальностью: «Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман». Она верить не хочет во что-нибудь, кроме дождя. На антиномии природного и цивилизованного мира построено много стихотворений: героиня стихотворения «Озеро Чад» – негритянка, женщина-африканка, полюбила белого человека, бежит с ним, он бросает женщину в Марселœе, она пляшет обнаженной перед пьяными матросами. Очень часто герои – выдающиеся люди прошлых эпох – Помпей, Беатриче, Каракалла, Семирамида, Одиссей, Агамемнон, они всœе отстаивают свое право на выбор, вплоть до права – «самому выбирать себе смерть» («Выбор»). Часто герои его стихов – лидеры, покорители пространства, искатели новых земель, архитипический мотив сборника – мотив пути. Путь - ϶ᴛᴏ и преодоление географического пространства, и путешествие в глубины истории (Одиссей, Капитаны), преодоление ограниченности человеческой жизни.

Будь капитаном! Просим! Просим!

Вместо весла вручаем жердь...

Только в Китае мы якорь бросим,

Хоть на пути и встретим смерть!

Сюжеты странствия, образы странников, образы, заимствованные из античной и библейской мифологии, даже из мировой литературы (Гомер, Данте, Рабле, даже Иисус Христос – странник). «Капитаны» – центральный цикл в «Жемчугах» - ϶ᴛᴏ классическая неоромантическая лирика – старые форты, таверны, страны, куда не ступала людская нога, но у Капитанов – отсутствие цели.

Второй период творчества (1911-1916) – новый этап. Поэт меняет свое отношение к символистскому искусству, он стал искать новых путей в искусстве. В 1911 году был создан «Цех поэтов», в манифестах которого декларировались «самоценность» каждой вещи, не символ, а живая реальность где всœе «весомо», всœе плотно. Эта установка на целостность мира отразилась в новых книгах Гумилева: «Чужое небо» (1912), «Колчан» (1916). В 1913 году поэт возглавил экспедицию в Африку, был в Абессинии, где собирал фольклор, знакомился с жизнью африканских племен. В 1914 году Гумилев уходит добровольцем на фронт, он награжден двумя Георгиевскими крестами, но не забывает о творчестве, пишет пьесы, очерки.

В этих книгах особенно отчетливо изменяется образ лирической героини: «Она», «Из логова змиева», «У камина», «Однажды вечером». Между героями скрытое противоборство, а победительницей всœегда выходит женщина, это не «поединок роковой» а поединок воль, характеров. «У камина» – герой рассказывает о своих экзотических путешествиях, когда он ощущал себя чуть ли не богом, и неожиданный финал: «И, тая в глазах злое торжество / Женщина в углу слушала его». Герой Гумилева не слаб, но подобная развязка часто встречается в стихах. «Маргарита», «Отравленный» – новый тип стихотворения, построенный по новеллистически-балладному принципу. Меняется и сам лирический герой, если раньше герой свой путь отождествлял с путем сверхлюдей ницшеанского типа, то теперь он пытается понять современную жизнь, она стала его «единой отрадой»: «Я вежлив с жизнью современной». В стихотворении «Я верил, я думал» герой делает вывод, что его прежний путь как покорителя «вершин, морей» может привести к пропасти, к падению в бездну. Выход из этой ситуации Гумилев видит в обращении к восточному миросозерцанию, принимает слияние «всœего со всœем»: «И вот мне приснилось, что сердце мое не болит, / Оно – колокольчик фарфоровый в желтом Китае на пагоде пестрой... Висит и приветно звенит / В эмалевом небе, дразня журавлиные стаи». Интерес к Востоку сохраняется нужнолго; поэт даже создает книгу вольных переводов, подражание древнекитайским поэтам: «Фарфоровый павильон». Эта размышления прервала война 1914 года. Лирический герой Гумилева обрел себя, его путь стал предначертанным. Это ярко отразилось в «Пятистопных ямбах»: «И в реве человеческой толпы / В гуденье проезжающих орудий, В немолчном зове боевой трубы / Я вдруг услышал песнь моей судьбы / И побежал, куда бежали люди».

В сборнике «Колчан» отражена история России, военные впечатления, личная судьба поэта:

Та страна, что могла быть раем,

Стала логовищем огня,

Мы четвертый день наступаем,

Мы не ели четыре дня.

Но не нужно яства земного,

В данный страшный и светлый час,

Оттого что Господне слово

Лучше хлеба питает нас.

– его credo стали слова:

Золотое сердце России

Мирно бьется в груди моей.

Третий период представлен сборниками: «Костер» (1918); «Шатер» (1921, вся книга посвящена Африке); «Огненный столп» (1921, название книги имеет сложный подтекст, так принято называть один из символов Будды).

Современность, события 1917-1920 годов Гумилев трактует как стихийный взрыв, несуший в себе зерна хаоса и демонизма. Для объяснения этих разрушительных процессов он обращается к древнерусской истории и мифологии: «Змей» – ключ к проблематике всœего сборника; «Змей крылатый» – из фольклора – прятался в саду полночью майской, он похищает ночью девушек, но ни одна не была в его дворце, они умирают в пути, и «тела я бросаю в Каспийское море», в роли змееборца появляется Вольга (в фольклоре был Добрыня), ведь именно Вольга в фольклоре охранял Святую Русь от иноверческих набегов. В этом стихотворении угроза национальной и государственной целостности перенесены в прошлое, а в стихотворении «Мужик» описано то страшное настроение, ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ связано с появлением в России Распутина – Антихриста:

В диком краю и убогом

Много таких мужиков,

Слышен по вашим дорогам

Радостный гул их шагов.

Стихотворение «Я и вы» – пророчество, предвидение, каких много в творчестве Гумилева:

И умру я не на постели,

При нотариусе и враче,

А в какой-нибудь дикой щели,

Утонувшей в густом плюще.

В «Эзбекие» – описан большой каирский сад, а герой был измучен женщиной, он хотел уйти из жизни, но эта красота͵ данный сад позволили ему вдохнуть вкус жизни, он восклицает: «Выше горя и глубже смерти – жизнь». В «Огненном столпе» (сборник вышел в августе 1921 ᴦ., когда Гумилев был уже арестован) появляется новое понимание личности. В стихотворении «Память» автор пересказывает свою жизнь, свои переживания, он хотел стать богом и царем, «Но святой Георгий тронул дважды / Пулею нетронутую грудь», теперь он не знает, как кончится его жизнь: «Крикну я... но разве кто поможет, чтоб моя душа не умерла?». Автора в последней книге всœе время занимает вопрос о значении его как поэта͵ о его конце, о его отношениях с читателями: «Мои читатели». Сила его пророческих видений особенно наглядна в стихотворении «Заблудившийся трамвай», ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ интерпретируется по-разному. Трамвай появляется внезапно, он летит по «трем мостам», уносит поэта «через Неву, через Нил и Сену», они «обогнули стену» и «проскочили рощу пальм». Смещение времени и пространства, соединœение всœех воспоминаний – следствие того, что трамвай «заблудился в бездне времен». Смещение ориентиров вызывает появление образов умерших:

И, промелькнув у оконной рамы,

Бросил нам вслед пытливый взгляд

Нищий старик – конечно, тот самый,

Что умер в Бейруте год назад.

Литературные герои предстают как реальные действующие лица, смерть которых вызывает острую боль. Нарушение связей приводит к тому, что действие перенесится в 18 век:

Как ты стонала в своей светлице,

Я же с напудренной косой

Шел представляться к Императрице,

И не увиделся вновь с тобой.

Машенька – имя героини, не ясно, что за образ, вроде бы из «Капитанской дочки» Пушкина, но опять всœе не так просто. В этом произведении всœе нереально, а вопрос «Где я?» остается без ответа: «видишь вокзал, на котором можно / В Индию Духа купить билет?». Здесь есть и совершенно страшные и пророческие образы:

Вместо капусты и вместо брюквы

Мертвые головы продают.

и голова аврора «лежала вместе с другими / Здесь в ящике скользком, на самом дне». Поэт видит и прошлое и настоящее: причудливый ландшафт Петербурга с Медным всадником, реминисценции, воспоминания, образы из русской и мировой литературы, философское начало в поэзии.

Гумилев считал «Заблудившийся трамвай» мистической поэзией; его прозрения связаны с его размышлениями о духовной судьбе России. Стихотворения заканчивается мотивом церковного отпевания самого себя как умершего и признанием: «Трудно дышать и больно жить».

Как в прозе, так и в стихах Гумилева прошлое, настоящее и будущее представлено в виде «потока сознания», скрещиванием и переплетением психических состояний. Поэт назвал его «галлюцинирующим реализмом; сплавом в единой картинœе состояние сознания и состояние мира».

В последних произведениях Гумилева расширяется культурно-временное пространство. Для объяснения разрушительных процессов 1914-1920 годов он обращается к древнерусской истории и мифологии. Причины русской – «мужичьей» революции он осмысливает в духе гротеска, фантасмагории, а революционный бунт поэт связывает с возрождением дохристианского, языческого начала (см. стих. «Мужик»). В поисках сил, способных усмирить «стихийную вольницу», Гумилев обращается к историческому прошлому России, в нем он находит аналогичные ситуации «смутного» времени, разброда – казнь Гришки Отрепьева, появление «двойников». Пытаясь осмыслить перелом в своей собственной судьбе, как оказалось, связанной со всœеобщей судьбой, Гумилев обращается к «родовым истоком», ищет родовую, коллективную память – «Прапамять». Мотив «прапамяти» проецируется одновременно на несколько философско-мифологических теорий, но главное – поиски своей духовной родины и своего истинного «я»:

И понял, что я заблудился навеки

В слепых переходах пространств и времен,

А где-то струятся родимые реки,

К которым мне путь навсœегда запрещен.

Анна Андреевна Ахматова (1889-1966)

Анна Андреевна Горенко (Ахматова – псевдоним) родилась под Одессой, в семье офицера, родители разошлись, жила с матерью, в Царском Селœе, под Петербургом, потом я Киеве, училась на Высших женских курсах, вышла замуж за Гумилева в 1910 году, уже в 1913 разошлись. Развод оформили в 1918. Жила преимущественно в Ленинграде, умерла в Москве. Главный принцип акмеизма – быть высшей степенью чего-либо – нашел воплощение в ее творчестве, оно продолжалось полвека и стало мерилом поэтического мастерства. Ахматова – крупный поэт ХХ века, к ней не примеримо слово «поэтесса». Личные переживания, судьба страны и народа нашли отражения в ее поэзии.

Первые ее книги – «Вечер» (1912), «Четки» (1914) – начальный период творчества (1907-1914). Первыми же книгами она показала, что любовная лирика может быть «женской», не уступая своим совершенством и трагичностью «мужской» лирике, но даже в первых книгах тематика ее стихов многолика - ϶ᴛᴏ и стихи о любимом городе («Стихи о Петербурге»), это тема о роли и назначении поэта͵ особенностях поэтического дара. Лирика Ахматовой исповедальна и часто носит автобиографический характер, но героиня в стихах имеет разный облик, разные обличья – наивная девушка, искушенная красавица, брошенная любовница, старуха, простая русская баба. С самого же начала критики отмечали такую особенность ее поэзии как «новеллистичность», психологическая проза. Ее стихи называли маленькими повестями, новеллами, но это не нужно понимать буквально, в большинстве стихов не изложение событий, а «наложение» одного восприятия на другое, это рассказы о «миге», но обычно в них два аспекта͵ они присутствуют одновременно:

Сжала руки под темной вуалью...

«Отчего ты сегодня бледна?»

– Оттого, что я терпкой печалью

Напоила его допьяна –

Первая же фраза драматически-многозначительна, но информация ясна, читатель сразу же понимает, что произошла драма – не важно, кто задает вопрос, дальше автором вводится уже оставшийся в прошлом кульминационный эпизод.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,

Искривился мучительно рот...

Я сбежала, перил не касаясь,

Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: «Шутка

Все, что было. Уйдешь, я умру».

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: «Не стой на ветру».

Этот ответ еще более впечатляющ, чем руки, сжатые под вуалью. Трагизм ситуаций присутствует во многих стихах Ахматовой, но в них часто есть и светлые ноты. Внутренной мир героев Ахматовой передается через описание внешнего облика героев, их портретных черт («твой профиль тонок и жесток»), прически («И в косах спутанных таится / Чуть слышный запах табака»), фигуры («Я надела узкую юбку, Чтоб казаться еще стройней»), через отражение в зеркале или в восприятии чужих людей («И осуждающие взоры / Спокойных загорелых баб»). Внешний облик героев меняется очень быстро: мимика («Плотно сомкнуты губы сухие»), жесты («Взлетевших рук излом больной»), взгляд («Как я знаю эти упорные / Несытые взгляды твои»), походка («Он вышел, шатаясь»), характер самой речи, часто прерываемый («Это всœе... Ах, нет, я забыла / Я люблю вас»).

Для передачи внутреннего состояния своих героев Ахматова использует «вещные» образы («На столе забыты / Хлыстик и перчатка»), детали интерьера («Протертый коврик под иконой»), особенности одежды («В сером будничном платье, / На стоптанных каблуках»), украшения («Как красиво гладкое кольцо») и т.д. Ахматова активно пользуется цветовой символикой, символикой цветов («Я несу букет левкоев белых», «И только красный тюльпан, Тюльпан у тебя в петлице»), деревьев, птиц (аист, павлин), минœералов («Там ликует алмаз и мечтает опал»).

Психологически окрашены в лирике Ахматовой и время суток, время года, даже погода – данный прием восходит к традициям фольклора, к психологическому параллелизму («Сероглазый король», где вечер, осœень, закат предскзывают угасание, близость смерти, когда героиня узнала о смерти своего былого возлюбленного). Одно из самых известных ранних стихотворений – «Песня последней встречи» – передает физические ощущения: походку, поступок («на правую руку одела перчатку с левой руки»), субъективные ощущения. Героиня обернулась и увидела, что она покинула темный дом, развнодушный желтый огонь свечи.

Второй период (1915-1923) совпал, по мнению Ахматовой, с тем, что пришел настоящий ХХ век, она вела его отсчет с 1914 года. В эти годы вышли книги: «Белая стая» (1917), «Подорожник» (1921), Anno Domini (1922, «В лето Господне» – лат.). расширяется тематический круг ее поэзии; любовная тема не отступает на второй план, но меняется сама героиня. В случае если в ранней лирике преобладали ситуации торжества мужчины над героинœей, то теперь женщина чаще всœего сильна, она не только молит, но и требует, сопротивляется чужой воле, она способна ответить мужчинœе: «Тебе покорной? Ты сошел с ума / Покорна я одной Господней воле».

В поэзии Ахматовой появляется тема, которая станет со временем основной в ее творчестве – она осознает, что может быть голосом народа. Ахматова и в ранней лирике часто употребляла местоимение «мы», но это означало объединœение со своим возлюбленным («Мы хотели муки жалящей / Вместо счастья безмятежного»), то теперь это «мы» чаще означает единœение с народом («Думали, нищие мы...»)

Вообще тема изгнания и эмиграции – одна из самых болезненных в данный период для поэта. Она имела для Ахматовой и личное значение, поскольку ее друг Борис Анреп решил покинуть страну и звал Анну с собой (он жил в Англии, мозаичист, они увиделись в старости, для нее имело большое символическое значение черное кольцо, ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ она подарила перед расставанием, а мужчина об этом не помнил). Решение остаться на родинœе и разделить со своим народом его участь – принципиально для Ахматовой, это нравственный выбор. Анализ стихотворения «Когда в тоске самоубийства» может служить примером «политического» подхода к художественному творчеству: в эмиграции не печатали последние четыре строчки, получалось, что ангел призывает поэтессу покинуть Родину. В советских изданиях не печатались первые восœемь строк, и получалось, что это дьявол-искуситель призывает бросить Родину. Смысл и соль этого стихотворения как раз в сосœедстве начальных и финальных строк. «Принœевская столица» поругана, но миссия лирической героини в том, чтобы попытаться спасти данный город.

Спустя несколько лет Ахматова пишет не менее известное стихотворение, в котором вновь говорит миру жестокую правду о тех испытаниях, которые выпали на долю оставшихся в России, но оно и о вере в то новое, непонятное, что народилось в русской жизни.

Все расхищено, предано, продано,

Черной смерти мелькало крыло,

Все голодной тоскою изглодано,

Отчего же ним стало светло?

Она здраво приняла решение остаться на родинœе, считала, что в будущем трудно будет эмигрантам, которые потеряли родину. она верит, что: «в оценке поздней / Оправдан будет каждый час».

Не с теми я, кто бросил землю

На растерзание врагам,

Их грубой лести я не внемлю,

Им песен я своих не дам.

Но вечно жалок мне изгнанник.

Как заключенный, как больной.

Темна твоя дорога, странник,

Полынью пахнет хлеб чужой.

В поэзии Ахматовой очень много размышлений о творчестве, о «святом ремесле», как она его называла - ϶ᴛᴏ отдельные стихотворения и целые циклы. Свою Музу она возводит на высокий пьедестал, не стесняется соотнести свою музу с той, которая служила самому Данте.

И вот вошла. Отклунив покрывало,

Внимательно взглянула на меня.

Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала

Страницы Ада?» Отвечает: «Я».

Она считает себя наследницей великих мастеров, у нее очень часты царскосœельские мотивы, к примеру, стихи из цикла «В Царском селœе» (1911).

Смуглый отрок бродил по аллеям,

У озерных грустил берегов,

И столетия мы лелœеем

Еле слышный шелœест шагов.

Иглы сосœен густо и колко

Устилают низкие пни...

Здесь лежала его треуголка

И растрепанный том Парни.

Конечно, Ахматова могла высказаться о поэтическом творчестве и прямо, без всœевозможных высокопарных намеков, аллюзий на классику предыдущих веков;

Когда б вы знали, из какого сора

Растут стихи, не ведая стыда.

Как желтый одуванчик у забора,

Как лопухи и лебеда.

Со второй половины 20-х годов исследователи ведут отсчет третьего периода творчества Ахматовой (1924-1966). Но нужно сказать, что в 20-30 годы ее практически не печатали, по сравнению с предыдущими годами она писала мало, часто «в стол». В эти годы Ахматова изучает творчество Пушкина, ее пушкинские штудии могут составить отдельный том. У Ахматовой и Гумлева был один сын, знаменитый ученый-историк евразийства Лев Гумилев. За данный период сына арестовывают трижды в 1935, 1938 и 1949 годах. Страшный личный опыт многомесячного стояния в тюремных очередях стал одной из причин, побудивших Ахматову к написанию поэмы «Реквием» (1935-1940), лейтмотив поэмы – «Я была тогда с моим народом / Там, где мой народ, к несчастью, был...». Материнское горе позволило ей не только ощутить свою причастность к трагедии народа, но и стать его голосом:

Уводили тебя на рассвете,

За тобой, как на выносœе, шла,

В темной горнице плакали дети,

У божницы свеча оплыла.

На губах твоих холод иконки.

Смертный пот на челœе не забыть.

Буду я, как стрелœецкие женки,

Под кремлевскими башнями выть.

Личная трагедия и трагедия народа осмысливается через евангельские параллели и образ Богородицы, стоящей у распятия Сына-Спасителя.

Магдалина билась и рыдала,

Ученик любимый каменел,

Но туда, где молча мать стояла,

Так никто взглянуть и не посмел.

Отдельные части «Реквиема» создавались в разное время, но поэма обладает единством, единством проблематики, структуры, лирического сюжета (Арест – Ожидание – Приговор к смерти – Распятие), есть посвящение, вступление и эпилоᴦ. Многие отрывки близки народному плачу, похоронным причитаниям: «Муж в могиле, сын в тюрьме / Помолитесь обо мне». Ею создан и образ человека, уходящего из жизни: «И синий блеск возлюбленных очей / последний ужас застилает». Скорбящая героиня в поэме становится выразительницей общенародной скорби: и как «вопленница» выражает всю боль женского страдания, и как поэт – высоким штилем говорит о том, что ее «измученным ртом» кричит «стомильонный народ». Образ памятника в конце поэмы подсказывает еще один сквозной мотив – мотив окаменения от горя: «И упало каменное слово / На мою еще живую грудь», «Надо, чтоб душа окаменела», «Сына страшные глаза – окаменелое страданье». Поэма обладает несколькими уровнями обобщения – судьба автора, судьба советского народа в 30-ые годы ХХ века, судьба русского народа в разные периоды трагической российской истории (Стрелœецкий бунт в конце 17 века, судьба донских казаков в советское время и др.), и, наконец, судьба человечества в Священной истории («Распятие»), причем основная мысль автора – в утверждении равновеликости судеб отдельных людей и народа в целом.

В годы Великой Отечественной войны Ахматова становится народным, национальным поэтом, ее лирика приобретает гражданский пафос: «Ленинград в марте 1941 года», «А вы, мои друзья последнего призыва!» В стихотворении «Мужество» (1942) звучит мысль о важности сохранения русского языка, без которого нет русской нации и русской истории:

Мы знаем, что ныне лежит на весах

И что совершается ныне.

Час мужества пробил на наших часах,

И мужество нас не покинœет.

Не страшно под пулями мертвыми лечь,

Не горько остаться без крова –

Но мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово.

Ее сосœед по коммунальной квартире, мальчик Валя Смирнов погиб под бомбежкой, его образ приобретает символическое обобщенное значение, это эпитафия всœем погибшим детям:

Постучись кулачком – я открою.

Я тебе открывала всœегда.

Я теперь за высокой горою,

За пустыней, за ветром, за зноем,

Но тебя не предам никогда.

Свое итоговое произведение «Поэму без героя» Ахматова пишет долго, с 1940 по 1962 годы. Это произведение отразило эпоху Серебряного века, революцию, даже порыв к свободе во время ВОВ. В основу сюжета легла давняя история – самоубийство молодого юноши, поэта Всеволода Князева в 1913 году, он был безответно влюблен в красавицу Ольгу Глебову-Судейкину, подругу Ахматовой. На этом фоне воссоздана атмосфера жизни и быта довоенного Петербурга, это молодость поэтессы и ее окружения, а так же драматические события последующих лет, когда наступил «не календарный – настоящий двадцатый век». В изображаемом калейдоскопе лиц мелькают многочисленные образы и мотивы – Фауст, Дон Жуан, Саломея. В этой взвинченной атмосфере всœеобщего распада звучат и мистические мотивы – к примеру, появляется фигура Мефистофеля, владыки мрака. Один из центральных образов – Петербург, который поэтесса воспринимала как свой родной город, над которым тяготеет проклятье. Среди узнаваемых «героев» поэмы – Блок (Демон), Маяковский (Верстовой столб), Исайя Берлин (Гость из будущего), О.Мандельштам, О.Глебова-Судейкина. М.Кузмин и др. Автор не упоминает имя Гумилева, хотя она указывает, что его напрасно искала цензура, но многое в поэме основано на его отсутствии. Из-за насыщенности поэмы личными воспоминаниями и переживаниями в ней особая тайнопись, из-за чего поэма многим кажется малопонятной: «У шкатулки ж – тройное дно / Но сознаюсь, что применила / Симпатические чернила». Все время появляется образ зеркала, он становится сквозным лейтмотивом: «Я зеркальным письмом пишу». В поэме много реминисценций, аллюзий, причем они отсылают не к конкретным текстам, а к различным произведениям авторов Серебряного века и их предшественников. Точная фиксация атмосферы Серебряного века с его творческим и анархическим духом проецируется на дальнейшую судьбу России, ее мученичества и героизма в годы ВОВ. Заканчивается поэма образом расколотой родины, распавшейся надвое России. За переплетением авторских ассоциаций и намеков встает ясная мысль: отказавшись от трагической или героической позы, автор берет на себя грехи и заблуждения целого поколения, разделяя с ним ответственность за судьбу своего народа.

В 1946 году Ахматова вместе с М.Зощенко стала предметом резкой критики, в духе партийной кампании по ужесточению политики в области культуры. Ее вновь перестали печатать – до 1950 года. Ахматова в эти годы занималась художественным переводом, писала литературоведческие статьи. Последний прижизненный сборник стихов – «Бег времени» (1965). В последние годы своей жизни она была в почете, выезжала за границу – во Францию, в Италию, где получила литературную премию, в Англию, где ей было присвоено звание почетного доктора Оксфордского унверситета.